– В прошлом году после длительного перерыва состоялись три заседания Совета Россия-НАТО. В МИД России неоднократно подчеркивали, что готовы к дальнейшему диалогу с альянсом, в том числе и в военной сфере, но на равноправной основе. На ваш взгляд, сам альянс готов к такому сотрудничеству?
– В последнее время мы получаем все больше сигналов о том, что альянс хотел бы возобновить диалог. И, собственно, тот факт, что в прошлом году было проведено три заседания Совета Россия-НАТО после почти двухгодичной паузы, свидетельствует о том, что в самом альянсе пришли к выводу о контрпродуктивности полной заморозки отношений с Россией. Конечно, диалог вести важно, тем более, что речь идет о двух крупнейших военно-политических факторах в Европе – я имею в виду нашу страну и альянс – от состояния отношений которых во многом зависит, конечно, качество европейской безопасности и не только европейской. Поэтому полный обрыв коммуникационных связей был бы не в интересах безопасности. Вместе с тем, еще более важно вести дело к тому, чтобы этот диалог приносил какие-то конкретные результаты. Например, в виде восстановления механизмов сотрудничества в областях общих интересов.
Борьба с терроризмом, естественно, была одним из ключевых направлений работы Совета Россия-НАТО. И опять же речь шла не только о диалоге, но и о реализации совместных проектов. Один из них давал существенную "прибавку" в плане безопасности России и стран НАТО. В частности, нам удалось с некоторыми странами НАТО создать систему, которая позволяла в режиме реального времени передавать информацию в виде картинок на радарах относительно самолетов, которые не подчиняются командам с Земли и в отношении которых есть подозрения, что они захвачены террористами. Это, кстати, один из уроков 11 сентября, и такая система успешно функционировала. В рамках этого проекта (Инициатива по сотрудничеству в воздушном пространстве) проводились совместные учения и в регионе Балтии, и на Черном море – с участием польских ВВС, турецких ВВС, норвежцы в этом активно участвовали. Это только один из малых примеров того, что СРН находил свои ниши, не дублировал другие международные организации, но занимался своим делом, которое реально улучшало состояние безопасности не только государств, но и граждан.
Другой проект, который у всех был на слуху и также был одним из достижений сотрудничества между Россией и НАТО – это подготовка антинаркотических кадров для Пакистана, Афганистана и стран Центральной Азии. Совместно, в основном на российской научной базе мы подготовили примерно четыре тысячи офицеров для соответствующих антинаркотических служб. На сегодняшний день все это прикрыто, "находится в холодильнике", заморожено. И пока, еще раз подчеркну, нет признаков того, что НАТО была бы готово пойти на возобновление сотрудничества. Хотя я уверен, что многие в Европе понимают, что такое сотрудничество взаимополезно и реально улучшало бы ситуацию в области безопасности.
– Вы отметили, что поступают сигналы со стороны НАТО о том, что необходимо возобновлять диалог. Но в то же время поступают сигналы и иного рода. В последнее время альянс активно проводит учения у границ России, в Прибалтике втрое увеличились силы быстрого реагирования. Насколько это серьезная угроза для России?
– Это серьезный риск для безопасности России, поскольку речь идет не только о политических решениях, которые были приняты в Варшаве и которые фактически трансформировали натовскую политику в отношении России в политику сдерживания. То есть, по сути дела, НАТО переходит на схемы обеспечения безопасности времен "холодной войны" и пытается разговаривать с Россией с позиции силы, что не даст никакого эффекта, только приведет к противоположным искомому результатам.
– Тем не менее, в самом альянсе очень резко реагируют, например, когда речь заходит о размещении "Искандеров" в Калининградской области. При этом сам альянс, не стесняясь, развертывает элементы глобальной системы ПРО в Румынии, в Польше. Чем объяснить такую реакцию альянса?
Второе – это то, что ничего драматического не происходит, поскольку давно было объявлено о том, что наши ракетные части будут перевооружаться на "Искандеры". Процесс модернизации вооруженных сил идет во всех странах мира, в частности, страны НАТО осуществляют в настоящее время программу закупок американских самолетов F-35. Польша объявила о своих планах закупки американских крылатых ракет воздушного базирования. Поэтому еще раз подчеркну: это попытка демонизировать Россию и "Искандеры" используются в качестве одной из "страшилок".
– А планы НАТО усилить свое военное присутствие в районе Черного моря – это еще один шаг к нагнетанию этой ситуации?
– Есть ли внутри альянса силы, которые выступают за скорейшее восстановление сотрудничества с нашей страной?
– Диалог возобновился. И можно считать, что первый шаг уже был сделан. Другое дело, что НАТО должна сама принять решения, которые позволяли бы, во-первых, восстанавливать всю механику связей по военной линии, если серьезно говорить о необходимости поиска путей деэскалации, предотвращения опасных военных инцидентов – особенно в зонах военного соприкосновения России и НАТО, там, где мы осуществляем наши учебные мероприятия и где появляются натовцы. До кризиса у нас регулярно собирался Совет Россия-НАТО на уровне военных представителей. Работало большое количество различных рабочих групп, шли постоянные обмены между военными. И мы постоянно указываем нашим коллегам по Совету Россия-НАТО, что если они серьезно заинтересованы в том, чтобы ситуация не ухудшалась и у нас были надежные инструменты для того, чтобы купировать риски, которые могут возникать, то прямые связи между военными, системные контакты должны быть в центре этих усилий. Шаги в таком направлении делаются. Но, к сожалению, НАТО не может пока преодолеть груз тех идеологических решений, которые были приняты в Варшаве. И на сегодняшний день те контакты, которые осуществляются, явно недостаточны для того, чтобы решать вышеуказанные задачи.
Кроме того, наши военные представили НАТО целый ряд конкретных предложений о том, как наладить диалог. Это и проведение переговоров по вопросам военной деятельности. Мы предложили военным собраться и подумать над тем, как можно сотрудничать в деле парирования новых угроз и вызовов. НАТО пока к такому разговору в таком формате не готова.
– Очень многие говорили, что, возможно, изменятся отношения США с НАТО после прихода к власти в Соединенных Штатах Дональда Трампа. Чувствуются ли какие-то изменения?
– Я думаю, что еще рано говорить о том, что изменится или что не изменится. Да, президент США сформулировал ряд тезисов, но понятно, что для американской администрации потребуется дополнительное время, чтобы эти тезисы перевести в конкретные позиции по целому ряду досье или вопросов в области безопасности. Но, тем не менее, совершенно очевидно, что два новых элемента будут присутствовать в политике администрации (Трампа) по отношению к НАТО. Это то, что США ожидают от европейских союзников большего вклада в коллективную оборону. И сегодня некоторые страны НАТО пытаются доказать, что они будут способны выйти на соответствующий норматив. Решение саммита в Уэльсе предусматривает, что военные расходы каждой страны НАТО должны быть не менее 2% от ВВП к 2024 году. Сегодня пытаются договориться, чтобы траектория выхода на этот норматив была более крутая, выполнить его раньше намеченного срока.
Администрация США ожидает от НАТО более активного вклада в борьбу, прежде всего, с ИГИЛ, с терроризмом. Но здесь у НАТО достаточно ограниченные ресурсы, потому что борьба с терроризмом требует не только применения военных средств, но и более широкого набора инструментов, которого у альянса нет.
Кроме того, играет роль и то, что в последнее время все большие операции альянса заканчивались катастрофическими последствиями. До сих пор мы ощущаем последствия бомбардировок Югославии в 1999 году. В Афганистане ситуация не улучшается, хотя вместе с другими членам коалиции там находилось и НАТО почти 12 лет. А о последствиях воздушной операции в Ливии вообще говорить не приходится. Кроме того, многие страны участвовали в интервенции в Ираке. И в результате мы видим, что на территории Ближнего Востока и Северной Африки образовались гигантские территории безо всякого государственного управления, которые стали "безопасной гаванью" для террористов и экстремистов всех мастей. Поэтому, насколько мы понимаем, изучая высказывания и публикации и беседуя со многими людьми, среди союзников нет большого аппетита – я использую "натовский" язык – для того, чтобы ввергнуть НАТО в какую-то новую операцию. И, кроме того, надо иметь в виду, что все страны НАТО в индивидуальном качестве участвуют в антиигиловской коалиции, которую возглавляет США.
– В этом году ожидается, что Черногорию официально примут в альянс. Насколько НАТО сейчас заинтересовано в своем расширении? И эти заявления насчет Украины и Грузии – это чтобы Россию подразнить? Или реально есть такие планы?
– "Политика открытых дверей", которая возникла в результате решения администрации Билла Клинтона и которую многие политологи охарактеризовали как крупнейший просчет, как "стратегическую ошибку" администрации США в XX веке – это сугубо геополитический проект. И попытки затянуть Черногорию в НАТО – ничто иное, как стремление показать, что эта "политика открытых дверей" жива. Хотя я вижу, что сегодня все больше и больше голосов задают вопрос относительно "прибавленной стоимости" от вступления Черногории в альянс. Какую "прибавку безопасности" она может дать странам НАТО? Как они это могут почувствовать? Что можно ожидать от страны, у которой военный бюджет, по-моему, восемь миллионов, а вооруженные силы – две тысячи (человек)? Это чистая геополитика, к сожалению, направленная на то, чтобы собственные геополитические интересы – как их понимает НАТО – поставить выше общеевропейских.
– В этом году исполняется пять лет, как Вы занимаете должность постоянного представителя России при НАТО. Лично Вам чем запомнится эта "пятилетка"?
– Уже пять лет? Пролетели очень быстро. Этот короткий исторический период вместил в себя очень много событий. Я думаю, что если попытаться суммировать то, что произошло за эти пять лет, то, наверное, можно сказать, что все то, о чем мы в течение многих лет говорили, то, что мы отстаивали в течение многих лет в качестве главных принципов нашей внешней политики, пусть и с трудом, но начинает работать. А речь шла о необходимости выстраивания подлинно коллективной системы европейской безопасности, об отказе от попыток строить какие-то "островки безопасности", об отказе навязывать собственные повестки дня партнерам, отказе от нравоучений в сфере внешней политики и области безопасности. И мы говорили о том, что все это кончится глубочайшим кризисом, потому что подлинно равноправные отношения и гармоничная Европа могут быть созданы только на основе полного уважения международного права с учетом безопасности всех государств, на основе принципа неделимости безопасности, который гласит о том, что никто не укрепляет свою безопасность за счет безопасности других.То, что было достигнуто за последние годы, в том числе Договор о сокращении стратегических наступательных вооружений с США, решение так называемой иранской ядерной проблемы, решение проблем, связанных с химическим разоружением Сирии – все это было демонстрацией того, что у международного сообщества есть потенциал для взаимодействия тогда, когда участники такого взаимодействия работают сообща, когда они движимы общей целью, уважают друг друга, когда откладывают в сторону собственные геополитические расчеты, и твердо следуют целям, которые они согласовали и сформулировали.
Хотите всегда быть в курсе последних событий в стране и мире? Подписывайтесь на наш Twitter и на канал радио Sputnik в Telegram. Обещаем, вам всегда будет что почитать – интересное, актуальное, полезное.
У радио Sputnik также есть паблики ВКонтакте и Facebook. Присоединяйтесь!
