Двадцать второго сентября 1831 года родился Иван Федорович Горбунов – актер, писатель, мастер исполнения устных рассказов. Он появился на свет в подмосковной Ивантеевке в семье мелкого служащего из вольноотпущенных. А мать вообще поначалу была крепостной. Но, тем не менее, родители смогли определить Ивана Федоровича в Училище живописи, ваяния и зодчества. Он также посещал лекции в Московском университете. Впоследствии современники отмечали, что Горбунов прекрасно знал русскую историю, литературу и народную музыку, в совершенстве владел древнерусским и церковнославянскими языками. Более того, позднее он разыгрывал друзей посланиями якобы XVII века, написанными по всем правилам той эпохи – и грамматическим, и стилистическим. Даже маститые историки и археографы не могли найти в этих письменах ни одной ошибки.
А сначала он прославился как актер. Его дебют состоялся в 1854 году на сцене Малого театра. Однако, два года спустя, по воле судеб, "природный" москвич Горбунов стал актером петербургского Александринского театра. В нем он служил до конца жизни, сыграв за 40 лет более полусотни ролей. В основном в пьесах своего друга Островского. Драматург весьма высоко отзывался об игре Горбунова, говорил, что тот верно понимает характеры его сценических героев.
Горбунов также был историком русского театра, он первым создал целую биографическую серию очерков об актерах XVIII-XIX веков. Их уже почти совсем забыли, а Иван Федорович возвратил их имена из небытия.
Но широкую, всероссийскую известность Горбунову принесло исполнение своих рассказов на сценах театров и в благотворительных концертах. Его любили и крестьяне, и мещане, и три последних императора. Юмор горбуновских рассказов "рассыпался по всей России и вошел в поговорки, в пословицы".
Адвокат Анатолий Федорович Кони вспоминал: ""Иван Федорович", иначе "Ванюша Горбунов", был желанным гостем повсюду. "На него" приглашали, его пребыванием у себя хвастались, встречу с ним в гостях, в собрании, в дороге – считали счастливым и завидным случаем. И это потому, что ему всегда было радостно доставить кому-либо удовольствие. Отсюда вытекала его широкая готовность служить своим талантом, и служить щедро, без всяких ломаний и необходимости упрашивания".
Две пьески Горбунова, имевшие в свое время огромную известность и популярность.
Сцена "Развеселое житье". Диалог купца с адвокатом.
Купец. Наслышаны мы об вас, милостивый государь, что, например, ежели что у мирового – сейчас вы можете человека оправить.
Адвокат. А у вас дело есть?
Купец. Дело, собственно, неважное, пустяки, выходит… Не мы первые, не мы последние… известно глупость наша…
Адвокат. Скандал сделали?
Купец. Шум легонькой промежду нас был.
Адвокат. В публичном месте?
Купец. Как следует… при всей публике.
Адвокат. Нехорошо!
Купец. Действительно, хорошего мало.
Адвокат. Где же это было?
Купец. На Владимирской… такое заведение там прилажено.
Адвокат. В Орфеуме?
Купец. В этом самом. (Молчание). Ежели я теперича, милостивый государь, человека ударю, что мне за это полагается?
Адвокат. В тюрьме сидеть.
Купец. Так-с!.. Долго?
Адвокат. Смотря как… недели три… месяц…
Купец. А ежели я купец, например, гильдию плачу.
Адвокат. Тогда дольше: месяца два, а то и три.
Купец. Конфуз!.. (Молчание). А ежели он, с своей стороны, тоже действовал, и оченно далее… можно сказать, сокрушить хотел?
Адвокат. Да расскажите мне все, что было. Садитесь. Расскажите по порядку.
Купец. Порядок известный – напились и пошли чертить. Вот изволите видеть: собралось нас, примерно, целое обчество, кампания. Ну, а в нашем звании, известно, разговору без напитку не бывает, да и разговор наш нескладный. Вот собрались в Коммерческую, ошарашили два графина, на шампанское пошли. А шампанское теперича какое? Одно только ему звание шампанское, а такой состав пьем – смерть! Глаз выворачивает!.. Который непривычный человек, этим ежели делом не занимается, с одной бутылки на стену лезет.
Адвокат. А не пить нельзя?
Адвокат. А вы били кого-нибудь?
Купец. Раза два смазал кого-то… подвернулся.
Адвокат. Прежде вы за буйство не судились?
Купец. При всей публике?
Адвокат. Да, у мирового судьи?
Купец. У квартального раза два судился прежде. Тогда проще было: дашь, бывало, письмоводителю – и кончено. А теперича и дороже стало, и страму больше.
Адвокат. Сраму больше.
Купец. В газетах не обозначат?
Адвокат. Напечатают.
Купец. А ежели, например, пожертвовать на богадельню, или куда?..
Адвокат. Ничего не поможет.
Купец. Беспременно уж, значит, сидеть?
Адвокат. Я думаю.
Купец. Все одно, как простой человек с арестантами?
Адвокат. Да.
Купец. Из-за пустого дела!.. Хлопочи вот теперь, траться. Сейчас был тоже у одного адвоката, три синеньких отдал.
Адвокат. За что?
Купец. За разговор. Я, говорит, твое дело выслушаю, только мне, говорит, за это пятнадцать рублей и деньги сейчас. Ну, отдал, рассказал все как следует…
Адвокат. Что же он?
Купец. Взял он эти деньги: "уповай, говорит, на Бога".
Адвокат. И больше ничего?
Купец. Ничего! Уповай, говорит, на Бога, и шабаш!
Около воздушного шара толпа народа.
– Скоро полетит?
– Не можем знать, сударь. С самых вечерен надувают; раздуть, говорят, невозможно.
– А чем это, братцы, его надувают?
– Должно кислотой какой… Без кислоты тут ничего не сделаешь.
– А как он полетит – с человеком?
– С человеком… Сам немец полетит, а с им портной.
– Портной!?
– Портной нанялся лететь… Купцы наняли…
– Портной!..
– Пьяный?
– Нет, терезвый, как следовает.
– Портной!.. Зачем же это он летит?
– Запутался человек, ну и летит. Вестимо, от хорошего житья не полетишь, а, значит, завертелся.
– Мать его там, старушка, у ворот стоит, плачет… На кого ты, говорит, меня оставляешь. – Ничего, говорит, матушка, слетаю, опосля тебе лучше будет. Знать, говорит, мне судьба такая, чтобы, значит, лететь.
– Давай мне теперича, при бедности моей, тысячу целковых, да скажи: Петров, лети!..
– Полетишь?
– Я-то?
– Ты-то?
– Ни за что! Первое дело – мне и здесь хорошо, а второе дело – ежели теперича этот портной летит, самый он выходит пустой человек… Пустой человек!.. Я теперича осьмушечку выпил, Бог даст – другую выпью и третью, может, по грехам моим… а лететь мы не согласны. Так ли я говорю? – Не согласны!..
– Где же теперича этот самый портной?
– А вон ему купцы водки подносят.
– Купец ублаготворит, особливо ежели сам выпивши.
– Все пьяные… Уж они его и угощали и целовать пробовали – все делали. А один говорит: ежели, Бог даст, благополучно прилетишь, я тебя не забуду.
– Идет, идет… Портной идет.
– Кто?
– Посторонись, братцы…
– Портной идет…
– Это он самый и есть?
– Он самый…
– Летишь?
– Летим; прощайте.
– Нас прости, Христа ради, милый человек.
– Прощай, брат!.. Кланяйся там… Несчастный ты человек, вот я тебе что скажу! Мать плачет, а ты летишь… ты хошь бы подпоясался…
– Это дело наше…
– Но только ежели этот пузырь ваш лопнет, и как ты оттедова турманом… в лучшем виде…. только пятки засверкают…
– Смотри-ка, братцы, купцы его под руки повели; сейчас, должно, сажать его будут…
– Ты что за человек?..
– Портной.
– Какой портной?
– Портной с Покровки, от Гусева. Купцы его лететь наняли.
– Лететь! Гриненко, сведи его в часть.
– Помилуйте…
– Я-те полечу!.. Гриненко!.. Извольте видеть!.. Лететь!.. Гриненко, возьми…
– Поволокли!..
– Полетел голубчик!..
– Да, за этакие дела…
– Народ-то уж оченно избаловался, придумывает что чудней!..
– Что это, мошенника повели?
– Нет, сударь, портнова…
– Что же, украл он что?
– Никак нет, сударь… Он, изволите видеть… бедный он человек… и купцы его наняли, чтобы сейчас, значит, в шару лететь.
– На воздусях…
– А квартальному это обидно показалось…
– Потому – беспорядок…
– И как это возможно без начальства лететь?!..
– Публицист Михаил Осипович Меньшиков.
