Интервью записала обозреватель радио Sputnik Мария Балябина
В Москве открылась выставка французского художника Патрика Буссиньяка. Сюрреалистичные загадочные полотна на время разместились в залах Международного фонда славянской письменности и культуры.
Первая персональная выставка Патрика Буссиньяка открылась в Париже в 1980 году. В Москву же он привез свои работы впервые. Хотя отношения с Россией у него давние. С детства его привлекала наша культура и завораживала та самая "русская душа", здесь он ищет спасения от банальности и материализма. Он почти не говорит по-русски, несмотря на то, что его жена – русская. Язык не учит потому, что хочет, чтобы Россия оставалась для него мечтой, загадкой.
Московские пейзажи часто становятся в его работах декорациями для невероятных событий. Маркс катается на коньках по Красной площади, Снегурочка курит у Библиотеки имени Ленина.
Необычный взгляд на вещи оценили в художественных кругах. За свои работы Буссиньяк получил несколько золотых медалей на престижных международных выставках-соревнованиях. Его картины хранятся в частных коллекциях в Японии, США, Китае, Бельгии, Германии, России. Несколько работ приобрели бывший президент Франции Жак Ширак и актер Давид Карузо. Некоторые картины хранятся в парижском театре "Магадор".
Выставка продлится до 2 марта.
– Когда я увидела Ваши работы, мне было довольно сложно определить, что это: сюрреализм, модернизм? Вы можете определить, в каком направлении работаете? Вы можете отнести себя к мейнстриму современного искусства?
– Я живу и работаю в этом веке, но я воспринимаю себя за пределами современного искусства. Я не могу сравнивать себя с другими современными художниками моего поколения. Я обращаюсь к прошлому. Я называю свое искусство "альтерреализм", то есть "другой реализм". Да, это сказка, но это все равно возможно. Я обращаюсь к мифологии, преданиям.
– Когда я смотрю на Ваши картины, мне кажется, что я вижу собственные сны. Кошмары, прямо скажем. Чувствуется какая-то драма. Это только мое впечатление, или действительно здесь есть если не драма, то предчувствие чего-то зловещего?
– Может быть. Счастливым людям нечего рассказать. Мои картины основаны на мифах, а мифы часто драматичны. Хотя у меня есть много веселых, жизнерадостных картин.
– У вас много картин с московскими пейзажами. Это просто декорация, или город – полноценный герой ваших работ?
– Когда меня что-то впечатляет, я пытаюсь воплотить это в своих работах. Москва для меня как театр, в ней есть что-то магическое, мистическое, особенно зимой. Поэтому я часто использую именно такой фон для моих работ. Да, в каком-то смысле это декорации, в которых происходит моя история.
– Мы сейчас стоим у одной из Ваших картин, которая меня действительно впечатлила. Это Красная площадь, каток, красное небо и – пальмы?
– Да, это пальмы. Иногда мне нравится добавлять какие-то абсурдные элементы. Не сюрреалистические. Пальмы здесь очень абсурдно смотрятся. Посмотрите, они в снегу.
– А почему небо такое красное, и на льду красные пятна? Это какой-то символ?
– Так и было, когда я попал на Красную площадь и увидел там каток. Той ночью небо было практически коричневое. Я сохранил эту идею. Ну и лед, конечно. Люди катаются на коньках на Красной площади, но не так – я изобразил каток на всю площадь. Это как сцена, где каждый странный персонаж может выразить себя. На переднем плане известный персонаж Репина. Вон колобок в правом нижнем углу, просто ради шутки. Там золотой петушок из оперы. И много других абсурдных вещей.
– Впечатляет. Ну, смотрите, мы уже обсудили некоторые Ваши работы, и, по-моему, мое впечатление не совпало с тем, что Вы хотели сказать. Как думаете, это нормально для искусства – создавать множество возможностей для интерпретаций?
– Да, конечно. Я просто даю какие-то ключи, элементы для вашего воображения. Я не хочу ничего утверждать, что вы должны думать, что чувствовать. Здесь достаточно того, из чего вы можете создать собственную историю. То, что вы видите, и есть правда.
– Поправьте, если я не права, но, кажется, что многие современные художники этим пользуются. Например, создают инсталляцию, которую никто не понимает, и люди начинают искать какой-то скрытый смысл, додумывать. Или не все так просто?
– Я думаю, нужно предлагать людям как можно больше, минимализм – не мой стиль. Я не хочу давать мою фиксированную интерпретацию, я даю людям достаточно точных элементов, чтобы они могли создать свой собственный мир. В этом смысле я много работаю над бессознательным коллективным и личностным. И это для меня тоже манера – открыть бессознательное для самого себя.
– У вас не много связей с современными художниками. Они вам неинтересны, или у вас просто нет каких-то общих целей?
– У меня есть несколько друзей-художников, но мы не собираемся создавать какое-то движение, мы живем своими жизнями. Я думаю, что время движений, школ ушло. Сейчас общество более индивидуалистично. Каждый – в своем углу.
– Вы не хотите, чтобы у вас были последователи!?
– Нет! У меня есть мое маленькое место, зачем мне сотни последователей? Я не хочу беспокоить людей какими-то глупыми или сложными поучениями. Я не хочу объяснять. Думаю, каждый, кто хочет, может создать что-то свое, вдохновившись моими работами, и я буду этим гордиться. Я хочу, чтобы мои работы были понятными, но в то же время открытыми для интерпретаций.
– Вы ведь не всегда писали так? Вы же были карикатуристом. Это был способ заработать?
– Да. Я рисовал карикатуры, комиксы, рекламу. И однажды просто решил: хватит, хочу создавать настоящие картины. Каждая картина – это как кирпич, и из них к концу моей жизни сложится большой красивый дом. Когда работаешь в разных техниках, теряешь себя. Именно поэтому я вернулся к живописи. А тогда – да, это было ради денег.
– Да, в картине вы можете выразить себя, продумать каждую деталь. Но Вам не кажется, что каждая карикатура – это тоже выражение Ваших мыслей, это тоже влияет на людей.
– Да, конечно. Но это совсем не тот размах. К тому же, не хватает чисто физических ощущений. Карикатуры плоские, а здесь – холст, кисти, это можно потрогать. Вот этого мне не хватало. Но есть, конечно, некоторые действительно талантливые карикатуры и комиксы. Я, кстати, работал и в суде – там нельзя делать фото, поэтому я рисовал преступников. Было интересно рисовать этих опасных людей.
– Конечно, работать дома гораздо комфортнее, и есть время подумать. Но Вы столько рассказали об этих ощущениях от ваших работ – продавать не жалко?
– Наоборот, жаль их хранить дома. Это же хорошо, что люди будут смотреть на мои картины. Ну и к тому же, мне нужны деньги на холсты и краски. Лучший комплимент художнику – это купить его картину. Приземленно, но так и есть.
– Это Ваша первая выставка в Москве и вообще в России. Планируете еще?
– Хочу устроить выставку в Екатеринбурге, но это пока только планы. Я планирую выставку во французском посольстве в Москве, и также мечтаю сделать выставку на государственном уровне, чтобы меня узнали и увидели во всех кругах российского общества.
– Я слышала, Вы говорили, что русские вам очень близки, но в то же время далеки. Как Вам кажется, у русских и французов вообще много общего в культурном смысле?
– Нет, мы очень разные. У нас были связи в прошлом. Французская культура была популярна в России. Но наши культуры все же дополняют друг друга.
– Может быть, дело в нашем отношении к культуре? В том, какое место она занимает в нашей жизни? И русские и французы большое внимание уделяют театру, живописи, музыке, мы знаем одних и тех же писателей, художников.
– Конечно. Это еще и глобализация. Конечно, есть не только клише, бывают разные русские и французы. Мне нравится общаться здесь с людьми, которые видят мир не так, как я.
– Вы говорили о глобализации. Вы хотите быть исключительно французским художником или интернациональным?
– Я хочу всегда оставаться французским художником. Не потому что я националист. Мне нравится, что китайцы рисуют как китайцы, русские – как русские. Я не хочу, чтобы русские рисовали как китайцы, а китайцы, как американцы. У нас разные культуры. Если мы все будем делать все одинаково, будет скучно. Но можно брать мотивы из других культур и представлять свой взгляд на них. Что я и делаю – вот мой французский взгляд на мифы других народов.