Автор Дмитрий Геер
Конституция ЕС стала документом если не уникальным для мировой юридической практики, то уж точно самым толстым. Фактически изначально под этим определением подразумевался Договор о введении Конституции для Европы. Он должен был играть роль основного закона Старого Света, заменив собой прежние акты Евросоюза. Чтобы документ вступил в силу, его должны были ратифицировать все страны ЕС. Этот барьер преодолеть так и не удалось.
Первый шаг внушал надежду – жители Испании поддержали введение Конституции. Но потом пошли осечки – против выступили во Франции и в Голландии. Постепенно стало понятно, что эта идея вряд ли получит стопроцентную поддержку по всей Европе. В Брюсселе очень надеялись на то, что документу окажет поддержку идея объединения, общеевропейского единства. Но многие страны сразу заподозрили неладное: мало кто хотел обменивать свою национальную идентичность на не совсем определенные общие слова о единой Европе. Сегодня можно говорить о том, что именно тогда и зародились первые евроскептики, рассуждает советник директора Российского института стратегических исследований Елена Хотькова:
"Тогда эти референдумы были провалены. Европейская бюрократия давила с целью повторного проведения этих референдумов для того, чтобы протащить идею единой Европы, где больше прописывался отказ от национальных суверенитетов отдельных стран. Тогда это удалось. Но сама тенденция по отстаиванию национальной самобытности отдельных стран – она жила, что мы видим сейчас в проявлении и нарастании евроскептических настроений и деградации самой идеи большой федеративной Европы".
Большой был и проект будущей Конституции. В него вошли 450 статей. Предполагалось изменить структуру и функции существующих институтов ЕС, ввести должность президента и министра иностранных дел. Должны были расширяться и полномочия Европарламента, в распоряжение которого теперь поступал не только бюджет, но и проблемы гражданских свобод, границ, судов и многое другое. Однако Конституция ЕС постепенно стала превращаться в символ, отмечает доцент кафедры европейской интеграции МГИМО Александр Тэвдой-Бурмули:
"Евроконституция стала жертвой общей тревожности европейцев в отношении тех процессов, которые происходят в ЕС. Только что состоялось расширение ЕС, довольно сильно усугубилась ситуация с иммиграцией. И европейцы, не слишком читая Конституцию, сочли, что дополнительные меры по углублению интеграции им не очень нужны. Фактически, конечно, евроконституция мало что поменяла бы. Это был бы символ дальнейших интеграционных процессов, предполагались некоторые новые наименования должностей, которые свидетельствуют о том, что интеграция идет в сторону большего углубления. Поэтому это не вызвало энтузиазма".
Словно предчувствуя грядущие экономические и социальные потрясения, европейцы отказались от идеи стать еще ближе друг другу, продолжает эксперт:
"Люди сочли, что дальнейшее углубление интеграционного процесса в ситуации, когда только-только расширился ЕС, когда это может быть сопряжено дополнительно с социально-экономическими проблемами, то в эту сторону идти не стоит. Конституция была не совсем об этом. Конституция, скорее, меняла общую рамку, прибивала новую табличку на "дверь" ЕС. По сути, там было 20% новаций, а все остальное должно было остаться, как было. Но люди, не вникая в это, сочли, что пока им достаточно интеграционного развития".
К 2007 году процесс был заморожен. Но сторонники евроинтеграции отказались признавать свое поражение и подготовили новый документ. В историю он вошел под именем Лиссабонского договора. Сегодня эксперты говорят, что одно из его основных достоинств заключается в том, что он завершил многострадальную череду реформ всей системы ЕС.
