Автор Михаил Шейнкман
"Заметьте, не я это изложил", – перефразируя известную у нас киноцитату, мог бы сказать Владимир Путин, бегло пробежав интервью Барака Обамы американскому журналу The Atlantic. Название, с которым у нас обычно ассоциируется иной пассаж: "Не виноватая я – он сам пришел". Но в данном случае и это к месту. Пришел и выложил все как на духу. Из диалога хозяина Белого дома с обозревателем Джеффри Голдбергом получится очень даже неплохая основа для мемуаров Обамы. По крайней мере, для некоторых глав. Ну, как минимум, для одного. Главы Российской Федерации.
Так о Путине президент США, пожалуй, еще никогда не говорил. Даже журналист потом признает, что опешил. Он-то думал, что вопросом о грубости и жестокости Путина подыгрывает Обаме. А тот возьми, да и скажи, что все их встречи проходили в деловом ключе, а сам президент России на них был всегда подчеркнуто вежлив и крайне откровенен. "Он никогда не заставляет меня ждать по два часа, как поступает с некоторыми другими людьми", – не удержался Обама от того, чтобы и здесь подчеркнуть свою исключительность. Видимо, не совсем отдавая себе отчет, что тем самым как раз признается в своей вторичности, коль все равно ожидает.
Хотя о каких часах ожидания может идти речь, если Путин брал Обаму там, где его заставал, и тут же ставил его в неловкое положение, в смысле, перед фактом. Каждое их такое рандеву российский лидер мог бы оценить двумя словами: выловил и высказал. Но здесь на вопросы отвечал не он, а тот, кто все эти встречи ему проиграл. Поэтому, отыгрываясь, Обама высокомерно называет своего визави всего лишь "не таким уж и глупым". Он бы еще снисходительно изрек: "Тоже неплохо", как в нашем анекдоте дембель генералу. Разница-то между ними сейчас практически такая же.
Вообще, в сентенциях Обамы было много невольных откровений. На уровне подсознания. Из разряда "вырвалось". Например, когда он утверждает, что Путин зря надеялся оккупацией Крыма вернуться в игру, то признает, что и до референдума Запад пытался вывести Кремль из нее. Или вот еще. "Россия была намного могущественнее, когда Украина выглядела независимой". Не потому ли сейчас ее независимостью правят американцы. Сам же с претензией на попадание в книгу афоризмов утверждает, что "настоящая сила – это когда можно получить то, что хочешь, не прибегая к насилию". Хотя, выходит, сил-то Штатам и не хватает, если они даже с помощью насилия ничего получить не могут.
Но Обама очень хочет быть таким как прежде – до Ливии, Сирии, Украины. Просто нобелевским лауреатом. Ради мирного словца о себе не пожалел даже собственного Керри. Обвинил госсекретаря в том, что тот требовал ударить по Дамаску крылатыми ракетами, чтобы сделать Асада и Путина сговорчивей. Правда ли это – когда-нибудь, возможно, в своих мемуарах скажет сам Керри. Обама ведь и о химическом разоружении Сирии говорит, что это он придумал. Хотя все, что от него требовалось тогда, чтобы не влезть в новую военную авантюру – это послушаться Путина. Что он и сделал. Теперь они встречаются реже. И уже непонятно, счастлив ли сам Обама, когда говорит, что там, где формируют повестку, Путина нет. Ведь, может быть, поэтому у них все так беспутно валится из рук.
Так, чтобы почувствовали разницу – Эрдогана, например, президент США считает не оправдавшим надежды "неудачником и авторитарным лидером". Не все ладно у хозяина Белого дома и с властями Саудовской Аравии и Израиля. Говорит, что ему "на Ближнем Востоке не хватает умных автократов". Он и Евросоюзом крайне недоволен – обвинил в развале Ливии. В общем, совсем запутал, кто у кого в изоляции. Хотя свою американскую версию называет "исключительностью". Но, получается, что откровенно и по-деловому, кроме Путина, ему и поговорить-то не с кем. И, главное, как раз мысли здравые пришли. Но Обама уже уходит.
