"Порочное антихудожественное произведение". Атака на музыку в СССР

Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) об опере "Великая дружба" Вано Мурадели в 1948 году стало началом массовой кампании по дискредитации лучших советских композиторов. Обвинение в формализме прозвучало в адрес и Дмитрий Шостаковича, и Сергея Прокофьева. Историки считают, что последствия травли были настолько серьезными, что отечественная музыка от них оправилась нескоро. Говорят, что режиссером репрессий в отношении композиторов выступал сам Сталин. В день 140-летия со дня рождения Иосифа Джугашливи вспоминаем события 1948 года с музыковедом, профессором Российской академии музыки им. Гнесиных Верой Вальковой.

– Дело было совсем не в опере Вано Мурадели "Великая дружба". Это был просто случайный повод для разгрома всей советской музыки в 1948 году. И даже защищать композитора не нужно было – было сразу понятно, что это просто повод. А вот пострадали от этого постановления наши самые крупные композиторы.

– Все эти события хорошо изучены. Им посвящена замечательная книга Екатерины Власовой "1948 год в советской музыке". И их главный режиссер, конечно, Сталин. Он очень умело направлял других людей, провоцировал их на определенные поступки, заявления, сталкивал, действуя порой чужими руками.

– Постановление об опере "Великая дружба" было частью очень широкого фронта политических репрессий конца 1940-х годов. И 1948 год стал кульминацией сталинских репрессий по всем направлениям советской жизни. И надо сказать, что музыкантов это коснулось даже в меньшей степени, чем писателей, врачей, простых людей, которых обвиняли в вымышленных преступлениях. Как мне представляется, это был выплеск злобы Сталина против своего народа, которому он мстил за победу в Великой Отечественной войне.

Если мы сравним кампанию против музыкантов 1948 года с другой похожей, предпринятой в 1936 году, то там как раз была цель: руководство СССР хотело направить развитие искусства в стране, в том числе музыки, в нужном ему направлении.

И это очень быстро стало понятно самому руководству страны: уже в том же 1948 году начался небольшой откат назад и попытка как-то смягчить формулировки. Стало совершенно очевидно, что после постановления, опубликованного в "Правде", в советской музыке не останется ничего, кроме массовых песен, потому что все остальное было подвергнуто совершенно уничтожающей критике.

А критерием оценки музыкальных произведений того времени были два понятия: формализм и реализм. Что такое формализм, современному человеку понять довольно трудно, поскольку с точки зрения здравого смысла ничего плохого в форме нет. Почему именно формализм стал поводом для преследования – непонятно. Собственно, музыковед Эдуард Ганслик еще в XIX веке высказал идею, которую многие поддержали: "содержание в музыке – это красота движущихся форм". Тогда и возникла так называемая формалистическая эстетика, к которой, конечно, относились по-разному, но ведь действительно, форма в музыке – это сама звуковая материя. А под "содержанием" можно понимать то воздействие, которое музыкальная форма оказывает на слушателя.

И вот представьте, что формализм в то время объявляют безусловным злом. Обвинение в формализме звучало как упрек в политической неблагонадежности.

На одном из обсуждений постановления 1948 года Арам Хачатурян, которого тоже подвергли жестокой критике, рискнул высказать такое мнение: "Мне трудно сказать, что такое формализм. Всякая музыка эмоциональна. Даже удар по барабану. Принципиальных формалистов нет".

– Конечно, возможное развитие событий в 1948 году для композиторов уже было более очевидно.

– Первым съездом советских композиторов, который всю эту кампанию завершил. Но некоторое смягчение в отношении композиторов, о котором мы говорили, хоть и произошло через два месяца после публикации в "Правде", не коснулось главных героев всех этих событий – композиторов, которых в первую очередь обвиняли в формализме и в отходе от принципов советского искусства. Это Дмитрий Шостакович, Сергей Прокофьев, Арам Хачатурян, Виссарион Шебалин, Гавриил Попов, Николай Мясковский – ведущие композиторы страны с огромным авторитетом, с мировым признанием. Виссарион Шебалин был немедленно снят с должности директора Московской государственной консерватории. Его надолго на этом посту сменил Александр Свешников. На исполнение музыки этих композиторов был наложен если не запрет, то существенные ограничения вплоть до 1950-х годов. Тяжелыми были последствия и для самих композиторов, вынужденных выслушивать уничтожающую критику в адрес своих лучших произведений. Некоторые так и не смогли оправиться после этой психологической травмы. Сергей Прокофьев тяжело заболел после этих событий и умер в 1953 году в один день со Сталиным.

– С точки зрения здравого смысла это, конечно, противоречие, но такой была система: сначала обвинить во всех грехах, потом предложить награды и почетные должности, а потом запугать снова. И так система относилась не только к Дмитрию Шостаковичу.

– Какие психологические мотивы были у тех, кто критиковал композиторов, – вопрос очень сложный. Люди в то время были поставлены в такие условия, в которых проявлялись худшие стороны человеческой натуры. Их сложно обвинять, но, думаю, что многие нападали на лучших советских композиторов именно потому, что сами не могли достигнуть таких высот в искусстве. Наверное, среди них можно назвать Мариана Коваля и Тихона Хренникова. Хотя последний – очень противоречивая фигура, однозначно осуждать то, что он говорил и делал, я не могу. Он очень быстро после тех событий стал председателем Союза композиторов и, работая на этой должности, он неоднократно пытался смягчить репрессии в отношении композиторов.

Скажем, выдающийся советский пианист Александр Гельденвейзер, который тоже когда-то был директором Московской консерватории, искренне не понимал современную музыку, осуждал ее и писал об этом письма в ЦК ВКП(б), обращая при этом внимание, что композиторы Дмитрий Шостакович и Сергей Прокофьев пишут не совсем то, чего от них можно ожидать как от советских композиторов. Что это? Думаю, он ведь не мог не понимать, что это были доносы. Политические доносы!

– Вполне возможно, это были его искренние убеждения, но как можно было не понимать, что это пагубно скажется на судьбах конкретных живых людей?

– Да, он никогда не был эмигрантом. Сергей Прокофьев сознательно вернулся в СССР из-за границы. Но его существование в Советском Союзе становилось все более невыносимым. К его творчеству предъявляли все больше требований. Ему приходилось бесконечно редактировать свои сочинения, написанные, в частности, в сороковые годы.

А вскоре после событий 1948 года состоялся Всемирный съезд в защиту мира. И Шостаковича туда направил лично Сталин, несмотря на прозвучавшую ранее критику. Вот яркий пример "кнута и пряника". А что касается какой-то международной реакции на репрессии в отношении всемирно известных композиторов, то у меня об этом точных сведений нет. Такое впечатление, что на Западе тоже переживали некий шок и недоумение.

– Конечно, уничтожить живую музыку невозможно. Она необычайно живуча и в ней огромный запас жизненных сил. И Дмитрий Шостакович продолжал создавать великие произведения. К сожалению, вскоре после этих событий ушел из жизни Николай Мясковский, и это, несомненно, были последствия травли. В целом, 1948 год оставил страшную глубокую рану на теле советской музыки.

Подписывайтесь на наш канал в Яндекс.Дзен и присоединяйтесь к нашему Telegram-каналу.