Автор Дмитрий Геер
Германия подает всему миру, а особенно Европе, пример того, как можно избежать сепаратистских настроений. Однако следовать ее примеру и проводить успешную федеративную политику соседи пока не спешат.
Успех немецкой государственности лежит не только в том, что в этом государстве исторически были объединены сильные земли, а гораздо больше в том, что все эти земли обладают достаточной степенью самостоятельности. И хотя время от времени в особенно успешных землях и вспоминают о том, что 150 лет назад они были сильны и независимы, эти настроения не получают продолжения. Возможно, это связано с тем, что за прошедшие полтора столетия Германия пережила и объединение, и деление государства, и приход к власти нацистов, и послевоенную трагедию. Отталкиваясь от точки в 19 веке, заместитель директора и заведующий отделом страновых исследований Института Европы РАН Владислав Белов прослеживает исторический путь современной ФРГ:
"В отношении Германии точкой отсчета должен быть 1871 год, когда великий Бисмарк объединил более 30 независимых немецких государств и городов, крупнейшим из которых была Пруссия. С 1871 года Германия прошла сложнейшую историю Веймарской республики и нацистского рейха. В 1949 году в соответствии с основным законом страны было создано федеративное государство, объединившее земли, входившие в оккупационные зоны США, Франции и Великобритании. В 1991 году к ФРГ присоединились округа ГДР. Сегодня мы имеем16 федеральных земель. Понятие немец – образ собирательный. Вспоминая 1871 год. Были объединены различные представители немецких народов, среди которых – баварцы, швабы, прусаки и т.д. В Германии существуют 143 диалекта".
Именно диалекты, по мнению экспертов, сегодня являются главной разделительной чертой Германии. На этой почве существует много шуток и анекдотов. Однако на отношение между жителями разных земель это никак не влияет. О настоящем сепаратизме в Германии вспоминают только в моменты сильных политических кризисов и их самого болезненного последствия – спада в экономике. Именно поэтому сегодня можно говорить о том, что подобные настроения остались в прошлом Германии, заключает профессор, главный научный сотрудник Института социологии РАН Александр Галкин:
"Взлет сепаратистских настроений очень связан с острым политическим кризисом. Поэтому взлет таких настроений возник после германской революции в ноябре 1918 года. И взлет такого сепаратизма в отдельных районах Германии наметился после поражения гитлеровской Германии в 1945 году. Тогда появились эти тенденции. Но я бы не стал их преувеличивать, потому что в Германии нашли оптимальный вариант сосуществования автономных и во многом самостоятельных земель с центральным правительством. Там найдена соответствующая система сдержек и противовесов, система разделений функций, система, которая обеспечивает бывшим государствам – а сейчас землям Германии – автономию".
Конечно, разыграть сепаратистскую карту время от времени пытаются различные политики, но даже они понимают, что на широкую поддержку им пока рассчитывать рано. Ситуация может резко измениться в случае политического кризиса, но пока власти в Берлине его умело избегают, отмечает Александр Галкин:
"Эта автономия основную массу населения вполне устраивает. Конечно, сепаратизм присутствует, но как маргинальная тенденция. Но как только возникает или если возникнут, не дай Бог, острые политические противоречия или кризис политической системы, то опять эти сепаратистские настроения выплывут наверх. Сейчас такой ситуации нет. И говорить об угрозе сепаратизма в Германии нет никаких оснований".
Но то, что удается успешным экономикам, далеко не всегда под силу отстающим, где с каждым годом растет количество граждан, которые недовольны своим положением. И пока центральные власти делают все, чтобы оттянуть начало экономических реформ, политики на местах время от времени пытаются сыграть на чувствах избирателей. В Германии же это сделать особенно сложно, как минимум, по двум причинам: помимо экономической и политической ясности на государственном уровне, у рядовых немцев еще очень хорошая историческая память.