Как можно поминать добрым словом страну, существование которой вызывает животную ярость, нервный зуд, зубовный скрежет и историческую обиду на того самого Гитлера, поскольку не дожал. Преуспей он тогда, и высаживались бы американцы не в Нормандии.
Откровенно говоря, было бы гораздо неприятней, если бы это дряхлое прогнившее существо прикоснулось своим грязным ртом к нашей Великой победе, отдав должное мужеству и героизму советского солдата. Наверное, это походило бы на поцелуй нечисти – если и могло вызвать какую-то ответную реакцию, то лишь отторжение и брезгливость. При этом пришлось бы делать вывод, что ничто человеческое ему не чуждо. Пусть и лицемерие, прежде всего. А так все для него вполне естественно и стабильно безобразно – не вспомнил о нашей решающей роли в разгроме Третьего рейха и ладно.
Во-первых, он и не обязан, ибо в деле нас не видел – когда все закончилось ему и трех лет еще не исполнилось. Во-вторых, он и более прозаичные вещи забывает: где выход, например. Наконец, пару дней назад он же назвал Америку "незаменимой нацией, единственной сверхдержавой и ведущей демократией". Так что всего лишь остался в этой парадигме. При этом был преисполнен пафоса и драматизма. Все-таки национальный День памяти. Арлингтонское военное кладбище. Причем он даже на часы не смотрел, как с ним уже случалось на подобных церемониях. Так уснул – не по часам. Но перед этим, словно кулик, оценил итоги Второй мировой со своего болота.
"Как представители величайшего поколения, через неделю будет 80 лет с того дня, как мы высадились на пляжах Нормандии, освободили континент и спасли мир от фашизма". Потом, правда, они спасли еще и сам фашизм, вернее, то, что от него осталось, но кто об этом вспомнит. По крайней мере, точно не здесь. Здесь упустили из вида даже наш флаг над Рейхстагом. Конечно, можно снова рассказать про 27 миллионов. Про неприлично поздно открытый второй фронт. Про дань памяти, которую мы, несмотря на это, воздаем в том числе и их погибшим. Но этот корм все одно не в коня, в коем если и теплится мысль, то лишь о том, как бы его на переправе не сменили.
До простых американцев это, скорее всего, тоже не дойдет. Не потому что тупые, а потому что у них такую информацию считают лишней. Не вписывается она абсолютно в западный мейнстрим. Ну как можно поминать добрым словом страну, которой желаешь стратегического поражения и само существование которой вызывает животную ярость, нервный зуд, зубовный скрежет и историческую обиду на того самого Гитлера, поскольку не дожал. Вот преуспей он тогда, и высаживались бы американцы не в Нормандии, а, допустим, в каком-нибудь Крыму. И биться бы теперь за него не пришлось.
Иначе говоря, анализировать этот пассаж Байдена нет никакого смысла. Да, это был плевок в присутственном месте. Но если кому-то и ковыряться в нем, то врачам, способным по слюне определить состояние пациента. Хотя и без них понятно, что медицина здесь бессильна. Таким уж он уродился. Другое дело, что очень давно. Поэтому если что-то в этом старом маразматике еще и может удивить, так это только то, что он пришел на кладбище, а не к нему.
О событиях в мире откровенно, остро, на грани – в авторском Телеграм-канале Михаила Шейнкмана.