Четвертого марта 1852 года скончался Николай Васильевич Гоголь. Его отпевали в университетской церкви святой Татианы. На панихиду пришло много народу. Драматург Александр Николаевич Островский, стоявший в дверях церкви, услышал любопытный разговор. Какой-то полковник, привлеченный толпой, спросил у церковного сторожа: какого генерала хоронят? Сторож сказал, что не знает, но хоронят не генерала. Тогда полковник обратился с тем же вопросом к Островскому. Тот разъяснил: хоронят Гоголя.
— Гоголя… Такого не слыхал. Кто он? — спросил военный.— Титулярный советник, — насмешливо разъяснил какой-то студент.— Т-и-т-у-л-я-р-н-ы-й! Тьфу-ты, пропасть! — недоуменно воскликнул полковник. Ему было чему удивляться: чин титулярного советника равнялся всего лишь званию армейского капитана…
Владимир Владимирович Набоков в своем эссе о писателе напишет: "Странное дело, после "Вечеров на хуторе близ Диканьки" за Гоголем укрепилась слава юмориста. Когда мне кто-нибудь говорит, что Гоголь "юморист", я сразу понимаю, что человек этот не слишком разбирается в литературе. Если бы Пушкин дожил до "Шинели" и "Мертвых душ", он бы, несомненно, понял, что Гоголь – нечто большее, чем поставщик "настоящей веселости". Подлинный Гоголь смутно проглядывает в "Невском проспекте", "Записках сумасшедшего", "Носе" и раскрывается полностью в "Ревизоре", "Шинели" и "Мертвых душах"".
В этом смысле показательна реакция читателей и критиков на гоголевские "Выбранные места из переписки с друзьями". Это было чувством досады и раздражения: они ждали продолжения "Мертвых душ", поскольку за Гоголем уже закрепилась репутация писателя-юмориста. К иному восприятию Гоголя общество тогда не было готово.
Многое в творческих замыслах Гоголя изменила статья Белинского о "Мертвых душах". Благодаря ей Гоголь стал знаменем нового радикального движения, которое вовсе не отвечало его идеям. Критика и взгляды Белинского были социально-утопическими. Сам Гоголь тоже был не чужд утопизма в сфере социального переустройства, только его утопия была не социалистической, а православной. К тому же он был монархистом.
И еще. Критики социального направления хотели видеть и видели в "Мертвых душах" и "Ревизоре" обличение крепостничества, бюрократии, отсталости русской провинции и общественной пошлости. А в советские времена роман Гоголя и вовсе преподносился как подлинная история царствования Николая I. Однако, замечает Набоков, из-за этой тенденциозности критики и псевдоисторики упускали главное. Гоголевские герои лишь по воле случая оказались русскими помещиками и чиновниками. Социальная среда, в которой они действуют, воображаемая. Искать в "Мертвых душах" подлинную русскую действительность так же бесполезно, как и представлять себе Данию на основе частного происшествия в семействе Гамлета.