30 июля 1757 года родился граф Дмитрий Иванович Хвостов. На государственном поприще он достиг степеней известных: обер-прокурор Святейшего Синода, сенатор. И все это благодаря родству с Суворовым: Хвостов был женат на племяннице великого полководца.
В начале карьеры Хвостов был произведен императрицей Екатериной II, по просьбе Суворова, в камер-юнкеры. Это показалось придворным странным. "Что мне делать, — отвечала императрица, — я ни в чем не могу отказать Суворову: я бы этого человека сделала фрейлиной, если б Александр Васильевич этого потребовал". А сардинский король в уважение заслуг Суворова в Итальянском походе пожаловал Хвостову даже титул графа.
Но это все мелочи по сравнению с величайшей графоманией Хвостова. Он имел репутацию бездарнейшего поэта, при этом убежденного в собственной гениальности. Хвостов говорил, что его талант сможет оценить только потомство. А Пушкина он снисходительно считал своим преемником.Полет фантазии Хвостова был необычаен: в его стихах осел лезет на рябину и крепко лапами за дерево хватает; голубь – разгрызает зубами узелки; змея становится на колени.
При этом поэт Александр Федорович Воейков говорил, что и у Хвостова есть несколько достойных стихов. Например, "потомства не страшись – его ты не увидишь!". Или: "Выкрадывать стихи – не важное искусство". А когда у Хвостова случался порядочный стих, Воейков говаривал: "Это он так, нечаянно промолвился".
Хвостов издал несколько собраний своих сочинений, которые раздаривал знакомым, отправлял в различные учреждения и даже церковным иерархам. Мало того: убежденный в своем "призвании" граф рассылал и свои бюсты! В петербургском обществе ему дали прозвище "Митюха Стихоплетов".Но при этом Хвостов был незлобив, прощал шутников, трунивших над ним, материально помогал молодым литераторам. Именно Хвостов ввел в русскую поэзию понятие березки как символа Родины, и он первым в нашей литературе стал писать о подвиге Ивана Сусанина.
Суворов, вернувшись в Петербург, остановился в доме графе. Здесь же он и умер. Полководец любил Хвостова, хотя просил свою племянницу, чтобы она убедила мужа отказаться от стихоплетства. Хвостов не отходил от умирающего Суворова. Раз полководец сказал ему:— Любезный Митя; ты добрый и честный человек! Заклинаю тебя всем, что для тебя есть святого, брось твое виршеслагательство, пиши, уже если не можешь превозмочь этой глупой страстишки, стишонки для себя и для своих близких; а только отнюдь не печатайся. Помилуй Бог! Это к добру не поведет: ты делаешься посмешищем всех порядочных людей.Хвостов, уходя от умирающего, плакал навзрыд. За дверями его обступили родные и знакомые, спрашивали о здоровье Суворова. — Увы! — отвечал Хвостов, отирая платком слезы, — хотя еще и говорит, но без сознания, бредит!