18 июня 1815 года Наполеон проиграл битву при Ватерлоо. Победил Веллингтон. Из него в Британии создали культ, пожалуй, всего чуть-чуть поменьше ленинского.
Хотя, конечно, не стоит впадать в крайности: герцог Веллингтон действительно из всех тогдашних британских полководцев был лучшим. Энгельс вполне справедливо писал о Веллингтоне: "Все его дела образцовы. Он велик в своем роде, а именно настолько велик, насколько можно быть великим, не переставая быть посредственностью".
Веллингтону частенько приходилось больше воевать не с врагами, а укреплять дисциплину в собственном войске. Английская армия тогда, впрочем, и ранее, и позже, представляла собой полукриминальную среду. В армию попадали в основном люди отчаявшиеся устроить свою жизнь, либо находившиеся не в ладах с законом. И все-таки они выстояли под Ватерлоо.
Веллингтон так скажет о своих солдатах: "Это настоящие подонки нации. И просто удивительно, что мы сделали из них тех молодцов, которыми они сейчас являются".
При Ватерлоо на помощь Веллингтону пришло прусское войско Блюхера – это решило исход битвы. Французы побежали. Герцен в "Былом и думах" писал: "Я не могу равнодушно пройти мимо гравюры, представляющей встречу Веллингтона с Блюхером в минуту победы под Ватерлоо, я долго смотрю на нее всякий раз, и всякий раз внутри груди делается холодно и страшно… Эта спокойная, британская, не обещающая ничего светлого фигура – и этот седой, свирепо-добродушный немецкий кондотьер. Ирландец на английской службе, человек без отечества – и пруссак, у которого отечество в казармах, – приветствуют радостно друг друга; и как им не радоваться, они только что своротили историю с большой дороги по ступицу в грязь, в такую грязь, из которой ее в полвека не вытащат. Дело на рассвете… Европа еще спала в это время и не знала, что судьбы ее переменились".
Так создавалась "наполеоновская легенда", которая впоследствии сыграет активную и историческую, и политическую роль. Сначала ее творили приближенные Бонапарта, а потом – Виктор Гюго и Гете, Пушкин и Лермонтов, Бальзак и Беранже, и целый легион поэтов, публицистов, политиков и историков, мысли и чувства которых упорно обращались к ставшей исполниской фигуре Наполеона, показавшейся философу Гéгелю даже олицетворением "мирового духа", двигателем истории человечества.